МИРЫ БРАТЬЕВ СТРУГАЦКИХ

19 ноября 2012 года перестала гореть «двойная звезда» мировой фантастики — от нас ушёл Борис Натанович Стругацкий.

Старшего брата и неизменного соавтора Аркадия, скончавшегося в октябре 1991-го, он пережил больше, чем на двадцать лет: практически на всю «постсоветскую эпоху».

Братья выросли в семье, даже по тем временам, необычной. Искусствовед Натан Стругацкий в 1916-м вступил в партию большевиков, в Гражданскую войну стал комиссаром в кавалерийской бригаде, а после демобилизации служил партийным функционером на Украине. Там и познакомился с дочерью мелкого торговца Александрой Литвиничевой, вышедшей за него против воли родителей и проклятой ими за мужа-еврея. Семья переезжала с места на место — куда бросала партия. В 1925-м в Батуми родился Аркадий, в 1933-м в Ленинграде — Борис.

В 1950 году Борис Стругацкий закончил школу с серебряной медалью и, мечтая заниматься ядерной физикой, пытался поступить на физический факультет ЛГУ. Однако принят не был — антисемитская кампания была в самом разгаре. Но в Университет его всё же взяли — на матмех, на отделение астрономии.

Потом, вплоть до 1964 года, он работал в Пулковской обсерватории. Но задолго до ухода оттуда его главным делом стала вовсе не астрономия: в июне 1955 года в Ленинград приехал демобилизовавшийся старший лейтенант Аркадий Стругацкий, уже имевший «за плечами» написанную им вместе с Львом Петровым повесть «Пепел Бикини».

Видевшиеся до того лишь урывками (во время отпусков старшего) братья выяснили, что у них не только сходные взгляды на науку и литературу, но и то, что Бориса давно уже тянет писать. В 1956-м (Аркадий к тому времени переехал в Москву) они написали «Страну багровых туч», и — о чудо! — в 1959 году, после двух лет хождения по издательствам, повесть была напечатана.

Тут-то и родился писатель «братья Стругацкие». И далее, как напишет потом Аркадий, «пошли книги», которые каждый уважающий себя любитель фантастики может перечислить, даже будучи разбужен ночью.

Мы думали, что это будет вечный бой — яростный и победоносный. Мы думали, что всегда будем сохранять ясные представления о добре и зле, о враге и друге. И думали, в общем, правильно — только многого не учли... («Трудно быть богом»)

«Миры братьев Стругацких» — так называлась серия книг любимых нами авторов, которую в конце 90-х годов начало выпускать издательство «Terra Fantastica». Название оказалось потрясающе точным: именно в «мирах братьев Стругацких» выросли несколько поколений. И выросли вместе с созданными ими героями: Алексеем Быковым и Владимиром Юрковским, доном Руматой и бароном Пампой, Леонидом Горбовским и Геннадием Комовым, Максимом Каммерером и Рудольфом Сикорски, Кристобалем Хунтой и Романом Ойра-Ойра, Виктором Баневым и Андреем Ворониным.

Любопытно, что, как рассказывал мне Борис Натанович, в молодости они с Аркадием были «настоящими сталинцами», считавшими, что всё происходящее в стране — правильно, а если и встречаются недостатки, то это неизбежно: не ошибается только тот, кто ничего не делает. Прозрение началось только после ХХ съезда КПСС, на котором Никита Хрущёв выступил со знаменитым докладом «О культе личности Сталина и его последствиях».

«Мы довольно быстро, — рассказывал Борис Натанович, — примерно к XXII съезду КПСС, поняли, что имеем дело с бандой жлобов и негодяев во главе страны. Но вера в правоту дела социализма и коммунизма сохранялась у нас очень долго. „Оттепель“ способствовала сохранению этой веры: нам казалось, что наконец наступило такое время, когда можно говорить правду, и многие уже говорят правду, и ничего им за это не бывает... Этот процесс эрозии убеждений длился, наверное, до самых чешских событий 1968-го. Вот тогда и наступил конец всех иллюзий».

Замечу: братья Стругацкие, — в обычном понимании, — никогда не были диссидентами, антисоветчиками и героическими борцами с коммунистическим режимом. Но диссидентами очень часто становились их читатели, воспринимавшие у Стругацких тот самый «невосторженный образ мыслей», беспощадно караемый в Арканаре, и учившиеся подвергать сомнению, казалось бы, непреложные истины. И это очень хорошо понимала советская цензура: недаром в 70-е у АБС (общеупотребительное сокращение имён писателей) не вышло практически ни одной книги. А за публикацию «Сказки о Тройке» в журнале «Ангара» указанное издание было немедленно закрыто...

Впрочем, до того всё, что писали Стругацкие, подвергалось цензуре — и авторы демонстрировали чудеса ловкости, добиваясь, чтобы и идея книги была сохранена, и содержание не изменилось до неузнаваемости.

Один из ярких примеров — «Попытка к бегству», небольшая повесть, где впервые в творчестве братьев Стругацких была сформулирована идея «прогрессорства»: деятельность представителей высокоразвитой цивилизации в «отсталых» мирах. И как же было не споткнуться цензуре, например, на мысли авторов: для того чтобы подвигнуть людей на изменения, начинать нужно с того, что «сеет у них сомнение в устоявшихся понятиях»? Или не споткнуться на том, что на планете Саула в концлагеря власть отправляла «не понимающих установлений» и «желающих странного»? Да и главный герой «Попытки» Саул Репнин попадал на планету после бегства не из немецкого (как в опубликованном варианте книги), а из советского лагеря (как было изначально написано у авторов).

Идейное продолжение «Попытки» — повесть «Трудно быть богом» (лучшая, на мой субъективный взгляд, вещь в мировой фантастике), где тема «прогрессорства» выражена предельно точно, — была сразу же «растащена» на цитаты, которые тоже не могли порадовать цензуру, хотя и были ею пропущены. «Теперь не уходят из жизни. Теперь из жизни уводят». «Во тьме все становятся одинаково серыми». «Король, по обыкновению, велик и светел, а дон Рэба безгранично умён и всегда начеку». «Мерзко, когда день начинается с дона Тамэо». «Совершенно не вижу, почему бы даже благородному дону не получить пару розог от имени его преосвященства». «Умные нам не надобны. Надобны верные». И, наконец, блистательное: «Там, где торжествует серость, к власти всегда приходят чёрные»...

Хоть бы одна сволочь спросила, что она должна делать. Так нет же, каждая сволочь спрашивает только, что с ней будут делать. Успокойтесь, ваше будет царство небесное на Земле. («Второе нашествие марсиан»)

Уже к выходу «Обитаемого острова», — первой части трилогии о Максиме Каммерере, впервые напечатанной в 1969 году в журнале «Нева», — и Стругацким, и их читателям стало ясно, что светлый и яркий мир «Полудня XXII века», нарисованный в ранних книгах авторов, вряд ли материализуется в нашей реальности. Да и реальность давала для этого все необходимые доказательства: «хрущёвская оттепель» закончилась, и начался «брежневский застой». Тогда Стругацкие, по словам Бориса Натановича, признались себе, что «никакое серьёзное произведение опубликовано в ближайшие годы быть не может», и заставили себя быть циничными. В их понимании это означало «учиться писать хорошо, но ради денег».

Появились «Отель «У погибшего альпиниста», «Малыш», — подчёркнуто «нейтральные» и «внеполитические» вещи. «Мы сами мучились мыслью, — скажет потом Борис Стругацкий, — что мы как бы занимаемся коллаборационизмом и против собственной воли поддерживаем — молчанием своим, внеполитичностью, добровольной своей самоустранённостью — этот поганый режим. Но мы уже не могли не писать. Нам казалось (как нашему герою Виктору Баневу из „Гадких лебедей“), что если мы перестанем писать вообще, то это будет ИХ победа...».

Ждать возможности напечатать значимые для авторов книги пришлось до 80-х годов.

На дворе уже была перестройка — и нам казалось, что застой никогда не вернётся. И в 1989–1991 годах мы, читатели и ученики братьев Стругацких, хлебнувшие свободы и непокорности из щедрого источника их книг и получившие иммунитет к страху, выходили на площадь и участвовали в выборах, требовали перемен и верили, что наше будущее будет светлым.

Может быть, и не таким, как мир «Полудня» — но обязательно светлым. Потому что отброшено, как нам казалось, навсегда — мрачное тоталитарное прошлое. Потому что можно говорить то, что думаешь, и не бояться кары за инакомыслие. Потому, что закончилось, как нам казалось, навсегда — время государственной Лжи и Лицемерия...

Впрочем, это, как было написано любимыми нами авторами в «Понедельнике», уже совсем другая история.

«Путь на Амальтею» и «Стажеры», «Полдень. XXII век» и «Далекая Радуга», «Трудно быть богом» и «Понедельник начинается в субботу», «Улитка на склоне» и «Пикник на обочине», «Обитаемый остров» и «Жук в муравейнике», «Хищные вещи века» и «За миллиард лет до конца света», «Малыш» и «Парень из преисподней», «Волны гасят ветер» и «Град обречённый», «Хромая судьба» и «Гадкие лебеди».